удастся выбрать из всех имеющихся, приколола к волосам и вокруг талии розы, а поверх платья обернулась скатертью из набивного розового ситца и салфеткой из белого муслина с туалетного столика в комнате для девочек, которую скрепила на себе булавками и подпоясала узким махровым полотенцем.

Дора тоже переоделась для вольтижировки. Цилиндр на голове, роль которого исполняла парадная шляпа Дикки, и костюм наездницы, состоящий из кое-каких частей её собственного гардероба и юбки миссис Петтигрю.

Дейзи, по примеру Элис, воспользовалась муслиновой скатертью с туалетного столика миссис Петтигрю. Нас она о своём решении позаимствовать скатерть не предупредила. Мы бы такого ей точно не посоветовали и уже склонялись к тому, чтобы вернуть скатерть на место, когда Денни и Ноэль, старательно придававшие себе вид разбойников с большой дороги, в мягких шляпах с низко опущенными полями, высоких сапогах из коричневой бумаги и накидках из турецких полотенец, внезапно бросили наряжаться и высунулись из окна.

– Силы небесные! – выкрикнул Дикки, как антилопа выпрыгивая из комнаты. – Скорее на улицу, Освальд!

Освальд и остальные, стоило им только выглянуть наружу, кинулись следом. Ноэль уже успел навернуть на ноги «сапоги» из коричневой бумаги, а на себя турецкое полотенце. Г. О., ожидавший, пока Дора нарядит его клоуном, слетел вниз как был – в нижней рубашке, подтяжках и бриджах-никербокерах.

И наша всеобщая поспешность не должна никого удивлять, потому что на выгуле, ожидавшем начала представления, развивались леденящие кровь события. Собаки гонялись за овцами, а мы достаточно уже долго прожили за городом, чтобы понять: на вольной природе собаки словно бы вспоминают обычаи своих далёких хищных предков и становятся игрушкой первобытных жестоких инстинктов.

Мы вихрем влетели в загон, окликая на бегу Пинчера, Марту и Леди. Пинчер подбежал к нам почти сразу. Он очень воспитанный пёс. Освальд сам занимался его дрессировкой.

Марта, похоже, окликов не слышала. Жуть, какая глухня, правда, особой опасности для овец она собой не представляла, ибо те с лёгкостью удирали от неё. У этой коротколапой толстухи ни проворства, ни дыхалки.

Другое дело Леди. Дирхаунды, да будет вам известно, порода, специально выведенная для преследования гордости леса – оленя-самца. Леди носилась молнией и сейчас преследовала в дальней части выгула толстую овцу, которая из последних сил пыталась удрать.

Если глаза и впрямь выпучиваются от ужаса, как пишут в приключенческих книжках, с нами именно это и случилось. Настала мгновенная пауза бессловесного ужаса. Нам было жутко даже представить себе, что Леди вот-вот настигнет и опрокинет жертву. Мы ведь знали, во что обойдётся нашему родителю задранная собакой овца, не говоря уж об искреннем сочувствии к возможной жертве.

И мы кинулись вперёд. Хотел бы я сказать, что летел, как выпущенная из лука стрела, но это непросто, если на вас пижама взрослого мужчины, которая сильно вам велика, а именно так и обстояло дело. Тем не менее я обогнал Дикки. Он потом объяснял это тем, что разбойничьи ботфорты из коричневой бумаги у него на ногах размотались и подсекли его. Элис бежала, подхватив повыше муслин с туалетного столика, и ей удалось прийти третьей.

Но ещё до того, как мы достигли рокового финиша стремительного своего кросса, с овцой, считайте, было покончено. Наших ушей достиг звук тяжёлого падения.

Леди остановилась, услышав наконец, как мы на бегу её окликаем, развернулась и поскакала к нам. Вид у неё был довольный, бежала она, гарцуя и явно гордясь на совесть выполненной работой. Но мы, выпалив: «Плохая собака! Лежать!», понеслись дальше.

Овца отчаянно боролась за жизнь в стремнине ручья под крутым обрывистым берегом, который образует естественную границу выгула. Там не то чтобы особенно глубоко, и на месте овцы я бы спокойно встал себе на ноги, но она не желала даже пытаться.

Берег и впрямь был достаточно крут. Мы с Элис почти съехали с него и зашли в воду. Дикки спустился следом за нами, и мы втроём ухватили овцу за что только могли уцепиться, а эта глупая, как вся её порода, и по-ослиному упрямая самка барана брыкалась.

Титаническими усилиями нам удалось дотолкать неумную тварь до сухого места, где Дикки подпёр её своим телом. Мы с Элис сели у самой воды, а овца, взбрыкнув, оказалась у нас на коленях, как комнатная собачка. Остальная же часть нашей компании тем временем побежала звать работника с фермы.

Он очень быстро пришёл и обозвал нас всеми словами, которые только могут прийти вам в голову, а потом добавил:

– Ваше счастье, что сам хозяин сюда не явился. Вот от него бы вы ещё и не такое услышали.

Овцу он вытащил и увёл с собой. Остальных овец – тоже. И телят. По-видимому, его совсем не заботило, что они могут прославиться, выступив в нашем цирке.

Элис, Освальд и Дикки, несколько утомлённые подготовкой к представлению, сели на солнышке просохнуть и отдохнуть, а заодно написали программу.

Вот такую.

ПРОГРАММА

1. Захватывающий прыжок высокопородной овцы с высокой кручи. Круча и вода настоящие. Исполняет овца вместе с О., Э. и Д. Бэстейблами. (Номер, конечно, уже был исполнен, причём экспромтом, но мы решили, что вправе его вписать.)

2. Грациозная верховая езда на дрессированной свинье. Исполняет Э. Бэстейбл.

3. Развлекательная интермедия клоунов с дрессированной собакой Пинчером и белой свиньёй. Исполняют Г. О. и О. Бэстейблы.

4. Дрессированные ослы на качелях. (Г. О. отметил, что осёл у нас есть только один, но Дикки заверил, что Г. О. вполне может сойти за второго, а когда мир между ними был наконец восстановлен, мы перешли к пятому пункту.)

5. Взлёт на Анды в исполнении знаменитого козла-акробата Билли. (Мы подумали, что сможем соорудить из разных предметов Анды, и смогли бы, не помешай нам то, что вечно мешает.) (Внезапное всегда неожиданно, как говорит мой отец.) (Я не раз от него это слышал, но вижу, что уже погряз в скобках, и спешу их закрыть, прежде чем открою ещё одну.)

7. Чёрная учёная свинья. («Подозреваю, она что-то задумала, – сказала про неё Элис. – Если бы мы ещё могли понять, что именно».) (И мы это поняли, может быть, даже скорее, чем нам бы хотелось.)

Мы уже не могли помышлять ни о чём другом, кроме нашего представления. И одежда на нас почти высохла. Всё, кроме сапог Дикки из коричневой бумаги. Они, смешавшись с водами ручья, в нём навечно и канули.

Теперь перед нами стояла задача одеть животных, что мы и начали делать, отводя их к местам для зрителей, роль которых у